Щит и меч. Книга вторая - Страница 95

Иоганн кивнул, сел в машину, оглянулся. Шарлотта стояла у низенькой, сплетенной из ветвей калитки, подняв руку в прощальном приветствии.

Прежде чем поделиться с Генрихом своими впечатлениями о семействе Румпфов, Иоганн долго и обстоятельно излагал ему правила и тактику, которым Генрих должен теперь следовать. И поймал себя на том, что говорит с той же отеческой интонацией, которая слышалась обычно в голосе Барышева, когда тот наставлял его самого.

Внезапно Генрих прервал Иоганна:

— А ты знаешь, что отец Каролины умер вовсе не от болезни, а был отравлен?

— Кем?

— Я знаю только, что его отравили.

— Ты увлечен ею?

— Приближаюсь к этому состоянию, — буркнул Генрих. — Но не могу остановиться.

— Видишь ли, — сказал Вайс, — я, например, не считал и не считаю главным, решающим для тебя то, что твой отец был убит фашистами.

— Моим дядей!

— Фашистами, — настойчиво повторил Вайс. — Главным и решающим для тебя было другое. Ты убедился, понял, что не можешь идти с теми, кому сейчас принадлежит власть над немецким народом.

— Господи! — воскликнул Генрих. — Опять он философствует!..

Вайс, будто не слыша насмешливого восклицания Генриха, продолжал спокойно и рассудительно:

— Каролина же, если, допустим, узнает, что ее отец был убит по указанию какого-то определенного лица, возможно, воспылает ненавистью именно к этому человеку. Но не к нацистскому строю…

— Ты в этом уверен? — перебил Генрих.

— Я только строю предположение.

— Значит, я должен приказать себе: «Стоп!»? Ну, а если это увлечение окажется полезным?

— Я предпочел бы другие методы.

— А если забыть о вашей более чем странной этике, тогда как? — спросил Генрих.

— Дело не в этике. Ты должен был заметить, как безудержно болтала Каролина, когда стала нервничать, испугавшись бомбежки. Такой несдержанной из-за своей чрезмерной нервозности она может быть и при других обстоятельствах, и это не пройдет незамеченным. Значит, чем дальше ты будешь от нее держаться, тем лучше для нас обоих — разумнее и безопасней.

— Но ведь ее болтовня представляет интерес для тебя — я заметил это по твоему лицу.

— Она говорила только о том, что нам и так известно из других источников.

— Ну хорошо, возможно, я ошибся, ты прав. Но у меня хватило наблюдательности установить и еще кое-что. По-видимому, Шарлотта произвела на тебя впечатление?

Иоганн молча кивнул, не поворачивая головы.

— Ладно, не отводи своего трусливого взгляда. Я буду великодушней, чем ты. Пожалуйста, встречайтесь, сколько хотите! Шарлотта — хорошая девушка.

Иоганн сказал печально:

— Вот именно, настолько хорошая, что я боюсь, как бы ее суждения не принесли ей беды. Нельзя ли как-нибудь предупредить ее?

— Вот ты и предупреди, да не днем, а при луне, в Груневальдской таинственной лесной чаще.

— Я не вижу здесь повода для шуток, — тихо сказал Иоганн. — Но ты сам понимаешь, я не могу ее ни о чем предупреждать. И даже, возможно, больше не встречусь с ней.

— Ты это серьезно?

Иоганн снова кивнул.

— Ну, — сказал Генрих, — считай, что мы с тобой понесли одинаковые потери.

— Мне кажется, Шарлотта — очень хорошая девушка, — повторил Вайс.

— Ну да, ты хочешь этим сказать, что потерял больше, чем я. Впрочем, возможно. Каролина слишком уж красива, и вряд ли у нее есть за душой что-либо, кроме ее красоты. Пожалуй, ты прав. И ты несчастней меня. Прими же мои соболезнования!..

При отлучке из расположения каждый обязан был информировать Густава о том, где и с кем он провел время. Но письменного рапорта не требовалось. Информация носила видимость ленивой беседы равного с равным.

После первого же визита к Шварцкопфам Вайс с твердым достоинством решительно дал понять Густаву, что ни на какие сведения о них тот рассчитывать не может.

— Очевидно, Вилли Шварцкопф вызывает у вас большую симпатию? — иронически заметил Густав.

— Не в этом дело, — серьезно сказал Вайс. — Когда Вилли проявил интерес к моему образу жизни, я ответил ему так же, как сейчас ответил вам.

— Вы так осмотрительны!

— Да, — сказал Вайс. — Так. Я очень дорожу дружбой с Генрихом Шварцкопфом. Я ему многим обязан.

— Ну что ж, — протянул Густав, — вы правы: это действительно слабость. Но такой недостаток настолько не распространен среди тех, кто у нас служит, что я готов с ним примириться.

— Благодарю вас, — сказал Вайс.

Визит Иоганна к Румпфам не вызвал интереса у Густава. Тем более что Шарлотту Вайс охарактеризовал как типичную воспитанницу «гитлерюгенда», фанатичку, для которой работа на заводе — только способ выразить свою страстную преданность фюреру.

Но о Каролине фон Вирт он говорил с таким пылким восторгом, что Густав вынужден был осведомиться, не влюбился ли Вайс в нее с первого взгляда, а потом как бы между прочим заметил:

— Ну что ж, желаю вам приятных свиданий. Когда вы собираетесь снова встретиться с ней?

— Я не решился попросить ее об этом, — потупил глаза Вайс.

— Почему?

— Вот тут я хотел бы с вами посоветоваться, — с искренним чистосердечием в голосе попросил Вайс. — Конечно, она красивая девушка, из хорошей семьи, но долго жила с отцом за границе, и я не заметил в ней высокого патриотизма.

— Не заметили? — удивился Густав. — В таком случае поздравляю! Значит, она настолько увлеклась вами, что забыла о политике.

— Вы так хорошо ее знаете?

Не ответив на этот вопрос, Густав посоветовал:

— Во всяком случае, учтите: красота для женщины может быть таким же оружием, как ум для мужчины. А то и другое в равной мере необходимо в арсенале секретных служб.